Как и обещала отсканировала статью, он про спектакль а не про фильм, но по той же пьесе. Думаю будет многим интересно почитать
«КОМУ ТАКОЕ СЧАСТЬЕ НУЖНО?»
«Васька». Пьеса С. Антонова и О. Данилова по повести С. Антонова. Ленинградский ТЮЗ им. А. А. Брян-цева. Постановка Д. Астрахана. Художник Э. Капелющ
Вряд ли когда-нибудь смогут примириться в нашем сознании два лика одной эпохи. Один — светлый, лирико-героический и песенно-романтичный, запечатленный в тех давних и долгое время милых сердцу фильмах, которые лишь теперь кажутся насквозь парадными и лживыми. И другой — судорожный, задыхающийся от страха и ненависти, пронизанный горечью и безверием...
Когда Ленинградский ТЮЗ взялся перенести на сцену повесть С. Антонова «Васька», у театра не было намерения обязательно влиться в злободневное русло разоблачений культа личности, рассчитаться с тем фанфарным патриотизмом, которому пришлось в свое время отдать немало. Молодой режиссер Дмитрий Астрахан, художник Эмиль Капелюш и группа актеров театра в своей работе попытались отразить именно «двоеличие» эпохи. Весело, а порой и не очень весело подтрунивая над бодрыми призывами и кличами, театр стремится обнаружить, как подобный лозунговый стиль жизни может искалечить любую душу, к каким реальным последствиям привести.
Пытаясь сохранить в спектакле ту ясность и чистоту дыхания, которой наполнена повесть С. Антонова, создатели спектакля уже самим зрительным решением его воссоздают образ варварского, идеально отлаженного механизма эпохи. Этот механизм готов подмять под себя, уничтожить любые самые чистые, самые естественные проявления человеческих чувств.
Лязгают с грохотом вагонетки и тачки, снует вверх-вниз кабина подъемника, раздвигаются и замыкаются створки, отсекая пространство сцены от внешнего мира. А выше — помост-трибуна для начальства и башня с красной звездой, увенчивающая подъемник. Словно могучий указующий перст, направляющий всю суетливую, кропотливую жизнь к конечной цели, в наше светленькое будущее, в необъятные дали, поглотившие тысячи судеб...
А вот вдруг мелькнет неожиданно иной, весело-ироничный взгляд на мир. Так утопический сон девушки Васьки представляет собой полуиллюзорную-полуреальную картину, наполненную атрибутами эпохи. Румяный белокурый добрый молодец с балалайкой, выводок детей, алая подушка — знак роскоши... Вот оно, наше славное коммунистическое «завтра», во имя которого можно не щадить себя и оправдывать все самое страшное вокруг.
Замедленная пантомима: гимнасты осеняют счастливое семейство серпом и молотом. Ненавистного и жестокого шантажиста 54 Осипа расстреливают из винтовок прямо на глазах у Васьки,
при этом командир почтительно отдает ей «под козырек». Наконец, наверху простирается огромный кумачовый транспарант: «Васька, ты не враг!». Эта веселенькая и вместе с тем мрачноватая картина в духе некоего лубочного «соц-арта» (если прибегать к новейшим определениям) в своем роде ключевая для спектакля. Она наиболее точно передает тот воздух эпохи, то сознание, в котором смешиваются абсолютно несоединимые вещи и понятия.
Васька — «лишенка», дочь раскулаченных, бежавшая в город на строительство метро и живущая в страхе перед разоблачением,— как еще иначе она может представлять себе торжество справедливости? В той Ваське, что создана молодой актрисой А. Введенской,— смешной и неуклюжей, угловатой и трогательно-косноязычной, проступает неистребимое правдоискательство. В чем оно? В попытке понять истоки своей вины? Не только и не столько в этом.
Васька не особенно задается вопросом, в чем, собственно, ее вина, она принимает эту вину как данность. А прийти к правде для нее означает получить прощение, очиститься от клейма, обрести некую гармонию между собственной многострадальной долей и великим общим делом. Это мы уже знаем, что незачем искать подлинную правду там, где она никогда и не ночевала. Васька же мечется в ее поисках, натыкается всюду на глухую стену.
Но в итоге — первая, робкая попытка прозрения. Рухнув на колени и воздев руки в луче прожектора, Васька взывает: «Господи, если все это ради счастья, то кому такое счастье нужно? »
Но не остановить фабрику по производству «светлого будущего». Здесь вечно правят лозунговый пафос, кличи и рапортования. Здесь вдохновение сливается с ложью, а главное — что ложь эту никто не замечает или замечать не желает. Только что рабочие трудились не покладая рук, а теперь в ожидании первого прораба страны Кагановича начинается игра в энтузиазм. Взмах руки — и грохочет стройка, беспорядочно носятся люди с тачками, имитируя вдохновенный труд. Репетиция. Еще раз, взмах — и...
Похоже, здесь все и каждый впитали в себя «двоеличие» элохи, срослись с ним. К примеру, Лобода (И. Шибанов) — сдержанный, но выразительный резонер своего времени, глашатай определенной «философии», суть которой в принятии навязанных правил существования. Раз «погорев» сам, Лобода запасся осторожностью с лихвой — он никогда не заступится за Ваську...
А чистый, мужественный и младенчески-наивный Митя (А. Красавин) — комсомоль-
ский вожак 30-х? Вера в то, что в этой жизни можно отыскать истинную справедливость, неизбежно приведет его шаг за шагом к предательству. Что уж тогда говорить о верноподданных, хватких слугах режима вроде начальника отдела кадров Бибикова (В. Тодоров) или о славных его «трубадурах» — таких, как напичканный газетной трескотней корреспондент Гоша (В. Дьяченко).
Как быть, если даже самые честные ломаются, если жизнь обрекает их на измену человечности?
И все же, повторимся, в спектакле нет «черной» безыс-
ходности. От страха он переходит к иронии, от патетики — к добродушному юмору, от высокого страстного накала — к бытовым зарисовкам. Можно поставить, наверное, режиссеру в вину как «повествователь-ность», не дающую раскрыться заложенному в центральных актерских образах лиризму, так и «размытость» жанра, вроде бы снижающую остроту разговора. Можно вспомнить о специфике тюзовского зрителя, которому не так давно прошлое преподносилось исключительно в набатном духе.,.
Максим Максимов. Журнал "Искусство Ленинграда", №6, 1989 год, стр. 54